Идея о возможности прихода нового состояния не дает покоя.
Вот уже два часа, как мы сидим в этой комнате вдвоем и разговариваем о самых
простых вещах, ничуть не больших, чем пуговки в голове. Мы знаем, что должны
торопиться, ибо из неисследованных глубин за нами подглядывает еще один, тот,
кто был с нами, и вышел покурить, или уехал в командировку. Впереди - две
недели, а сегодня только первый день. Все в первый раз. Все необычно. Интересно
воспринимать мир именно в таком развороте. Слушать музыку, пить чай, лечь
спать, удивляться самому и удивлять других, рассматривать стройные ряды бутылок
вдоль, стен.
Я хотел
было рассмеяться по поводу случайно взорвавшейся драки под окном, но в этот
момент, в комнату, гремя серыми валенками, вошел Кузнец. Помахал молотом,
бросил в стакан с чаем окурок и принялся плевать, пытаясь попасть в выключатель
на стене.
Я посмотрел на часы. Между
стрелками было десять минут. Гитара наотрез отказывалась настраиваться. Кузнец
меня ничуть не заинтересовал. Беспокоили только его валенки - источник
удивительного запаха формалина и людей. Превосходный запах еды. Корм для
аквариумных рыб пахнет рыбой, значит человеческая еда
должна пахнуть людьми. Для начала я слегка удивился своему открытию, затем -
своей непосредственности, а дальше - и того прекраснее. Готовая уже испортиться
еда отнимала у меня последний кислород. Неожиданно пуговка в голове щелкнула, и
не переваренная еда расползлась по комнате вареными угрями и жидким зеркалом
покрыла стены и потолок. Пуговка щелкнула еще раз. Голова болела, гитара не
настраивалась. Кузнец пел, в дверь стучали...
Мальчик лет шести, бесцеремонно
оттолкнув меня, вошел в комнату, выплеснул на пол мой чай, налил в стакан водки
из начатой уже бутылки, которую он достал из кармана своей курточки, выпил,
подошел к Кузнецу и занюхал своей бородой. Кузнец минуту помолчал, обдумывая,
не грозит ли его бороде еще какая-нибудь опасность, но, обнаружив бороду на
месте и в вполне исправном состоянии, затянул "Лучинушку". Мальчик рыгнул, выругался матом и ушел нетвердой походкой, пообещав
зайти вечером.
В комнате произошло новое движение.
Кроме Кузнеца, неожиданно обнаружили свое присутствие два милиционера,
залезшие, очевидно, через окно, по веревке, которую они теперь отвязывали от
подоконника. Пока я пытался выяснить, чем я могу быть им полезен, Кузнец
принялся настраивать мою гитару. Милиционеры оказались на редкость
неразговорчивыми. Не произнеся ни слова, они отвязали и смотали веревку и вышли
из комнаты через дверь. Кузнец, окончательно расстроив мою гитару, промычал
что-то, поставил в угол молот и ушел.
Мальчик вернулся, но не вечером,
как обещал, а в то самое время, когда между стрелками было двадцать минут. Он
тащил за собой на веревке милицейскую фуражку, а в руке бутылку "Даляра". Следом за ним в комнату вошел
един из уже знакомых мне молчаливых милиционеров со спиннингом в руках.
Войдя в комнату. Милиционер щелкнул
замком катушки, замахнулся и кинул блесну в окно. Немного подтянул леску,
убедился, что блесна надежно зацепилась за подоконник, лег на пол и принялся
крутить катушку, подтаскивая себя к подоконнику по полу через всю комнату.
"Достойное занятие", - подумалось мне, или, вернее, подумалось бы,
если б Мальчик не начал вливать в мои кроссовки вино, ругая матом жестокого хозяина,
который совершенно не заботится о своих вещах. Вылив в кроссовки всю бутылку,
Мальчик перевернул их подошвами вверх.
"Смотри, как нажрались", - обратился он ко мне, - "Пожалуй,
пойду, вызову вытрезвитель".
Я не сомневался
что он выполнит свое обещание и даже обрадовался тому, что, может быть,
наконец-то, заберут и этого Милиционера.
А Милиционер, окончив свою рыбалку,
поставил спиннинг в угол рядом с молотом и стал рисовать в моем блокноте план
расположения вещей в комнате, постоянно спрашивая, где я взял этот спиннинг,
который он, несомненно, видел где-то раньше.
Дверь за Мальчиком я не закрыл,
поэтому Кузнец вошел без стука. В руках он держал огромные кузнечные клещи.
Шумно радуясь моему присутствию и своему новому приобретению, Кузнец принялся
хватать разные предметы, попадавшиеся ему на глаза. Уничтожив
таким образом два стакана и будильник. Кузнец принялся за милицейские уши и
нос. Этим он достиг удивительного результата. Милиционер бросил блокнот и
ручку, уселся на пол, стал плакать и кричать, что пожалуется в налоговую
инспекцию, комитет по антимонопольной политике и даже в госгортехнадзор,
и вообще, он больше не будет, а если и будет, то вовсе не так, а по-другому,
будто бы, можно.
"Вы любите "Пинк Флойд"?", -
спрашивал он, размазывая по лицу слезы, - "А я с него пузырею".
Сотрудники спецмедслужбы
не заставили себя долго ждать. Когда между стрелками было
пять минут, к подъезду подкатила машина и через минуту в комнату вошли три
милиционера, взяли мои кроссовки и удалились, не обращая внимания ни на меня с
Кузнецом, ни на Милиционера.
Милиционера они, однако,
заинтересовали, он встал и вышел из комнаты, обвиняя во всех бедах тунеядца и дебошира Ихтиандра,
который без прописки живет в подвале его дома. Благо, там два месяца назад
прорвало канализацию и ему есть, где поплавать, иначе всем бы пришел конец, а
если бы не, то возможно, что и навсегда...
Закончился этот день тихо и
спокойно. Кучнец писал картину на моей гитаре и
рассказывал о положении на фронтах. Я пил чай, слушал Кузнеца и пытался понять,
о каких фронтах идет речь. В его рассказе врагами были то немцы, то американцы,
то хохлы, то новосибирцы; а все города, в которых проходили сражения,
назывались Гадино.
Присутствие в комнате Кузнеца уже
не вызывало во мне былого протеста. События этого дня представлялись мне
недоразумением, о котором стоит забыть и ничего подобного больше не случится.
Утро началось с чрезвычайно шумного
появления Мальчика. Когда я осмелился открыть глаза, чтобы посмотреть, не прилетел
ли в комнату реактивный самолет, я увидел, что Мальчик водил по лицу
выключенной электрической бритвой, а губами издавал звуки, которые, очевидно,
должен издавать вездеход на воздушной подушке.
Между стрелками было 10 минут.
Заметив мое пробуждение. Мальчик прекратил бриться. Похоже
было на то, что сегодня он пришел без спиртного.
- Можно мне попользоваться твоим
одеколоном? - удивительно трезвым голосом спросил Мальчик.
Я не ответил. Кажется, я начал
понимать причину всех этих удивительных событий. Просто кто-то открыл
форточку...
- Заходил Милиционер. Просил
передать тебе, чтобы ты не так интенсивно, а то можно и не понять, а вообще,
лучше бы, если после.
В углу стояли мои кроссовки. Они
были чисто вымыты.
Рядом с ними в маленьком
полиэтиленовом пакетике лежали шнурки.
- Я уже заплатил за них. Ты можешь
мне эти деньги не отдавать.
- А где Кузнец?
- Он ушел. Я, пожалуй, тоже пойду.
Уже в дверях Мальчик сообщил мне:
- Кузнец оставил тебе подарок.
Ничего не
понимая, я вошел в туалет. Вместо унитаза там стояла огромная наковальня -
подарок Кузнеца...
По всей видимости, было утро. Я мог
ходить, стоять, лежать, сидеть и не только это.